Ворсянка - Шишка номер девять
Изготовление бумажных цветов и венков было в СССР одним из немногих легальных способов заработать миллион. Этим промыслом обычно занимались семьями, превращая квартиры в цеха, а гаражи и сараи в склады готовой продукции. Особенно преуспели те, кто начал рано еще в период «развитого социализма», и успел слизнуть сливки. Потом доходность бизнеса исподволь падала, пока пластиковые китайские цветы окончательно не доконали некогда прибыльное ремесло.
Но кроме бумажных цветов, были еще высушенные живые. А самым продаваемым сухоцветом была ворсовальная шишка — колючее соплодие травы ворсянки.
Расческа для фланели.
Сейчас никто не знает, а раньше мало кому было интересно, что до начала 1960-х в «передовой» технологии по производству тканей с начёсом, на равных с мотором и железками станка участвовала растительная колючка под названием ворсовальная шишка. Да-да, она была не сырьем, а деталью станка — своеобразной сменной расческой, с помощью которой концы волокон ткани вычесывались наружу. Таким способом производили фланель, ворсовое сукно, драпы и еще целый ряд тканей, именовавшихся у специалистов ворсованными.
Во всем СССР не нашлось бы, наверное, человека, чье тело не соприкасалось с этими добротными и теплыми тканями. Мужчины, от старика до юноши, зимой утеплялись байковыми кальсонами. Женщины и дети носили зимой, чудо как теплые, подштаники из чесаной байки. А все вместе, от дошкольника до пенсионера, форсили лыжными костюмами из шерсти с начёсом. Даже я сам, не подозревая о том, был тесно повязан с этой колючкой. Мои рейтузы и теплые штаны с начёсом, натянутые сверху на валенки; мои теплая фланелевая рубашка и шерстяная кофта. Все это, было на мне, когда извалянный в снегу, весь репьях и череде, я еле живой выползал из ближнего оврага, и являлся пред родительские очи. На языке отца это живописное действо называлось возвращением блудного сына.
Румын и его бизнес.
Он приехал в нашу «деревню» на окраине Владимира в начале 1960-х откуда-то с Карпат, и был настолько колоритной фигурой, что вся округа, перестав на время интересоваться другими новостями, переключилась на него одного.
Начиналось все, впрочем, тихо и буднично. То, что один из добротных бревенчатых домов сменил хозяев — не было новостью дня, в том доме и прежних-то обитателей мало кто знал. Но скоро странное поведение новых жильцов вызвало к себе всеобщий интерес. Началось с того, что новосел к уже существующему сараю, возвел еще один кирпичный, с большими распашными воротами. Это было проделано так быстро, что само по себе вызвало кривотолки. У нас так не было заведено. Строить полагалось несколько лет. Причем о намерениях хозяина, загодя узнавали все соседи. А тут, вчера еще ничего не было и в помине, и вдруг в неделю — готовый «терем» под железной крышей. Откуда этот пришлый человек, в городе без году неделя, так быстро сориентировался — где купить кирпич и каких каменщиков нанять?!
Сарай этот, впрочем, оказался гаражом, из которого скоро выкатилось невиданное для ближних окрестностей средство передвижения — Волга ГАЗ-21. В том далеком 1963-м это означало нечто большее, чем зажиточность. В народе тогда говорили, что на одну зарплату машины не купишь, и это так и было.
Настоящее имя нашего нового соседа было известно узкому кругу, для большинства он был Румыном. Был ли он точно румыном, а может венгром или словаком — так и останется тайной. Поговаривали, что он родился и жил в местах, которые до 1939 года были заграницей, и отошли к СССР по пакту Молотова-Риббентропа.
Не знать кто такой Румын, скоро стало неприличным, а потом и вовсе невозможным. Ибо никто не вызывал к себе такого интереса, не плодил о себе столько домыслов. Мужчина под сорок, небольшого роста, сухого телосложения, плечистый, он внешне ничем не был примечателен. Был, правда, в его речи легкий акцент, который можно было принять за южный говор, или
Работящий и предприимчивый, Румын в полной мере обладал тем, что много позже стали считать предпринимательской жилкой. Но тогда это выглядело обычным авантюризмом. С нынешних позиций видится, что он просто не был пуган Сталиным, не знал что такое колхоз и ликвидация кулачества как класса. Были в его характере совершенно не свойственные местным мужикам решительность и последовательность. В то время как во всех «нормальных» садах росли яблони, он без каких-либо терзаний, в первые же недели после новоселья, устроил такой погром, что уже одним этим разбудил небывалые волнения в общественном сознании.
Спилить все яблони в начале августа, и вместе со зреющими плодами снести эти «дрова» в ближний овраг!! Туда же он, не канителясь, вывез на тележке старые доски и тьму всякого «ценного» барахла, которое аборигены мигом растащили по домам. Народ заворожено перешептывался, переглядывался, глядя на такое нелепое поведение новосела, следил — что будет дальше. А дальше была осень, и сад Румына сплошь покрылся ровными стандартными грядами. Весной же, когда пришла пора всходов, участок заалел тюльпанами. Все стало на свои места.
То, что Румын выращивал и продавал цветочную срезку «в особо крупных размерах», само по себе было необыкновенной смелостью. Но нас, местных пацанов, больше всего возмущало его неправильное отношение к автомобилю. Он не ездил ни на рыбалку, ни на пляж, и даже не «бомбил» извозом. В то время как все автовладельцы принаряжали свои кареты, он относился к автомобилю хуже чем ломовой извозчик к своей подводе.
Как сейчас помню, мне такое поведение казалось возмутительным. Теперь я бы оправдал Румына одним только доводом — «труд делает свободным». Но тогда, мне было 11лет, и мое понятие о свободе было первобытным. «Осознанную необходимость» я отметал напрочь, как несъедобный суррогат. Имей я собственную «Волгу», то бросил бы на фиг школу и нудные учебники, купил бы походную палатку, спиннинг, ружье, и зажил бы вольной жизнью, переезжая с места на место!
Но Румын в настоящей свободе ничего не смыслил. Его машина практически не знала иных пассажиров, нежели он сам и его жена. Под завязку набитая тюльпанами и гладиолусами, сновала она по рынкам, так что вскоре Румына узнавали едва ли не во всех райцентрах от Владимира до Москвы.
Но этим он не ограничился. Скоро он начал время от времени куда-то исчезать, а после этого они с женой вечером втихаря разгружали машину. Только вездесущие пацаны видели, как они перетаскивали в свой просторный сарай и подвешивали на стеллажах пучки каких-то колючек. Одну из них они обронили, и мы долго вертели в руках непонятное высушенное растение, —
Это была ворсовальная шишка или ворсовка — растение, которое является отличным сухоцветом. Постепенно ворсовка стала главным направлением бизнеса Румына. В дверь сарая можно было рассмотреть, что колючих соплодий были многие тысячи. Сбыть такое количество у нас было невозможно, потому что хорошим спросом она пользовалась только в Пасху и поминальные дни.
Та приснопамятная эпоха повального дефицита для предприимчивых людей была раем. Диковинное растение нашло своего покупателя. На местных кладбищах, едва ли не в каждой цветочнице торчал хорошо сохранявшийся все лето карминного цвета сухой цветок. Накануне страдных деньков, Румын вертелся белкой в колесе, развозя товар своим дилерам в других городах. Пасха для него и жены была
Особенно сноровистой в этом деле была его вторая половина, ей он отдавал самое бойкое место. Завистливые соседки утверждали, что народ шел к ней как в мавзолей. Управляться ей помогали три помощницы, они подавали цветы, но деньги принимала только хозяйка. Я и сам однажды увидел ее за этой работой. Ее руки сновали подобно рукам ткачихи-многостаночницы — ни одного лишнего движения, ни одного пустого слова. Нынешние торговки просто ополоумели бы от этого зрелища.
О! Это была поэма! Апофеоз денежной симфонии, виртуозное скерцо для билетов госбанка, Аппассионата на трешницах и червонцах!! Несуетными и точными движениями, в которых как в доении коровы, участвовали обе руки, она переправляла денежные знаки в прикрепленную
Считать чужие деньги, замечу, мои земляки любили — хлебом не корми. Уже спустя год о Румыне ходила устойчивая молва как о реальном советском миллионере. Что значил миллион рублей в 1964-м, судите сами, — хороший дом в городе в тот год продавали за 5000 рублей. Но кто бы сказал, глядя на него, что тысяча хрущевских «новых» рублей для него не деньги. Одевался он скромно даже неказисто, — если встречать по одежке, не на что было и смотреть. Народ, однако, «был в курсе» всех его финансовых дел и пиарил его «по черному». Сам же он в разговорах о своем благосостоянии не участвовал. «Деньги любят тишину», «не буди лихо пока оно тихо» — этих правил Румын придерживался неукоснительно. Впрочем, никаких таких угроз его бизнесу и не было. Слово рэкет тогда отсутствовало в словаре, хотя было другое — ОБХСС. Но и здесь у него, видимо, все было шито-крыто, во всяком случае, налоговый агент к нему, говорят, захаживал.
Сейчас, когда каждый мало-мальски разбогатевший купчик разодет в пух-прах и кичится купленным в кредит джипом, Румын мне видится едва ли не, давшим обет нищенства монахом-францисканцем. Он без сомнения, за душой имел поболе того, но не выказывал никаких претензий на роскошь. Если не считать машины, а она для Румына была только средством передвижения, то он ничем не отличался от соседей. Дом его был внешне скромен — обычная изба. Единственной его слабостью были дочери-погодки, почти мои ровесницы. Но и тут, чувство меры ему не изменяло. А что касается их синих штанов с нашлепкой «Levis», то ей богу, всеми соседями они воспринимались как спецодежда.
Как Румын появился, так и исчез — отбыл в неизвестном направлении. Утверждали, что он купил другой дом, толи на окраине столицы, толи в ней самой. Сдается, он и сейчас обретается
После его отъезда ворсянку у нас продолжали возделывать несколько человек. Но где им — жалким апологетам, было до него! Вдохновленные гением рыночной экономики, они не имели ни его ума, ни его хватки. Поэтому и их бизнес не процветал, а лишь теплился. Не разгоревшись, он вскоре тихо угас.
Чтоб вы знали.
Род ворсянка (Dipsacus) семейства ворсянковых насчитывает 12 видов. Цветки у ворсянок собраны в плотные продолговатые или шаровидные соцветия-головки.
Наименование ворсовальная шишка относится к самой крупной из ворсянок, — ворсянке посевной (Dipsacus sativus) или (D. fullonum) — двулетнему травянистому растению высотой 100-200см с крепкими бороздчатыми стеблями. Цветы у ворсянки имеют голубовато-сиреневый цвет, в точности такой как у широко распространенного у нас родственника ворсянки — короставника. Стебли у ворсянки сильно околючены, отдельные колючки имеются даже на листьях. Соплодия «оборудованы» далеко выступающими крючковидными остями, которые и являлись рабочими элементами шишек при начесывании ворса.
Естественный природный ареал ворсянки посевной — юг Европы. Но длительное выращивание в культуре существенно исказило границы ее распространения. В качестве заносного растения ворсянку можно встретить даже у нас в средней полосе.
Ворсованием тканей назывался процесс начесывания ворса, путем извлечения из толщи ткани наружу концов переплетенных волокон. Таким образом получали фланель, байку и бобрик, отделывали сукно и драп.
Селекционеры уже много десятилетий были заняты тем, что отбирали самые крупные, обильно «ощетиненные» шишки, по форме близкие к цилиндру с крепкими длинными цветоносами. Именно такие впоследствии оказались и самыми востребованными в качестве сухоцветов.
В производстве тканей ворсовальные шишки по размерам «рабочей части» подразделялись на девять номеров с № 1 (27-34мм) по № 9 (свыше 90мм).
Шишка № 9 + эозин = $
В отсутствие пластиковых цветов, сухоцветы на рынке конкурировали с бумажными цветами. Причем кустарное изготовление цветов выглядело более трудоемким. Но это не совсем так. Конечно, для изготовления цветов нужна была оснастка: вырубки, пуансоны, прессформы… Купить все это было негде. Но в те времена, когда мы насмерть застращали Америку своими ракетами, таланты встречались не только среди пианистов и шахматистов. Гораздо больше их околачивалось в бесчисленных КБ и НИИ. Слесарь инструментальщик — профессия хоть и рабочая, но без верхней планки мастерства. «Простимулируй» такого самородка материально, и он на коленке, не то что пуансон, крылатую ракету тебе сварганит. Две-три сотни инвестированных рубликов, и вот ты уже начальник цеха по производству ширпотреба, за сбыт которого можно не беспокоиться.
Но Румын почему-то отверг бумажные цветы, а выбрал ворсовальную шишку. И не прогадал. До его появления ворсянки у нас никто не знал, может быть именно поэтому, она так хорошо пошла. В сущности, он сам создал рыночную нишу, которой до него не существовало. Ворсянка была хороша еще и тем, что помимо качеств замечательного сухоцвета, транспортабельна и может долго храниться. Если же ее умело раскрасить, то она прямо на глазах их рыжевато-бурой колючки превращается в экзотический цветок.
Румын и тут проявил смекалку. Сосед, с которым он потягивал пивко, работал на крупной ТЭЦ. А там было много приборов-самописцев, в которых использовались красные чернила на основе эозина. Этот-то сосед однажды и перебросил Румыну через забор родного предприятия целую флягу порошкового эозина. Фляга эозина — это, кто понимает, весьма круто! Пожалуй, вся ТЭЦ столько его потребляла
Итак, технология отработана, сбыт налажен — чего еще надо, — стиги купоны и живи в свое удовольствие. Но Румын и тут не успокоился. Хотя источник поступления соплодий был неиссякаем, ездить приходилось далеко. А почему бы не выращивать шишку на месте?
Основным препятствием выращиванию ворсянки в средней полосе России выступает мороз. Поэтому главными поставщиками ворсовальной шишки была степная часть Крыма и южные области Украины. У нас же ворсянка — две зимы зимовала почти без потерь, на третью сильно мерзла. Вобщем, полностью избавиться от «импорта» Румыну так и не удалось. Но схема, к которой он пришел, была наиболее рациональной: половину шишек он покупал, половину выращивал сам. А страховой запас позволял ему справляться со всякого рода сюрпризами.
Подсмотрено у Румына.
Семена культурной ворсянки своими размерами аналогичны небольшим бурого цвета рисовым зернышкам. Для их заготовки выбирают самые крупные и красивые соплодия. Их надо срывать после полного созревания, но не мешкая долго, так как при раскачивании растений ветром, семена постепенно высыпаются, причем в первую очередь лучшие. Шишки осторожно срезают с цветоносами, относят в помещение и после подсушивания трясут, освобождая от семян. Затем их несколько раз просевают через сита, выбраковывая недоразвитые и мелкие.
Для выращивания ворсянки выбирают защищенные от холодных ветров, открытые солнцу места с легкосуглинистой, проницаемой почвой. Почву готовят с осени, глубоко перекапывают, заправляют навозным перегноем (10-15 кг/м2). Семена высевают ранней весной, в рядки с междурядьями около 60см, на глубину 2-3см. Сеют поштучно через 3-5см. В начале июня всходы прореживают, оставляя одно растения на 10-15см.
В первый год растения развивают только прикорневые розетки листьев. Осенью, сразу после листопада, сеянцы окучивают почвой или, что лучше, присыпают торфом. После зимовки, растения разокучивают, а после того как они тронутся в рост, окончательно прореживают, оставляя одно растение на 20-30см. После того, как ворсянка выпустит цветоносный стебель, его обрезают над вторым междоузлием. Это стимулирует рост нескольких ответвлений первого порядка. Их оставляют в количестве 5-7 штук. Все мелкие боковые ответвления, удаляют на самых ранних стадиях роста, позволяя на каждом кустике развиться не более чем десяти шишкам.