rss | . | map
forest
корзина Корзина пуста | Перейти в магазин

Статьи о растениях

оглавление

Дядя Лёня

Хотя Владимирская губерния – не Гуляй Поле, но революция и последовавшие за ней события и тут катком прошлись по человеческим судьбам. Семейная хроника уверяет, что не менее ста наших родственников пострадало в период репрессий. Почему так много? Очень просто, семейный клан Смирновых, и наших родственников носящих другие фамилии, относился к среднему и зажиточному крестьянству. Они имели большие наделы земли, добротные дома, амбары, риги, тока и прочие сельхоз сооружения, владели мельницами по реке Уводь и ее притокам. Не удивительно, что после 1928-го года наша родня массово попала под раскулачивание. Семьи раскулаченных, включая малолетних детей, тогда выселяли из их домов, имущество конфисковывали, а работоспособных глав семейств еще и ссылали куда подальше. Семьи у всех были большие. Одних Куликовых, которые были нам кровной родней, насчитывалось человек пятьдесят. Больше всего наших родных оказалось в Магнитогорске. Несколько человек там и упокоились.

Кто они были? Большинство в анкетах и справках писали — крестьянин. Возможно самой драматичной была судьба родного брата моего деда, папиного дяди — Алексея Ивановича Смирнова, — дяди Лёни.

 

Кому повем печаль…

С дядей Лёней мы разминулись во времени на двадцать лет. Он получил свои «девять граммов», в 1932-м, я же родился в 1952-м. Но то, что мне рассказал о нем папа, а главное, как он о нем рассказывал, навсегда оставило след и в моем сердце.

Папа говорил, что в его жизни он остался самым добрым, самым умным, самым порядочным и честным из всех, кого он когда-либо  знал. Он был мастером на все руки, фантазером, выдумщиком. Он имел фотоаппарат, много фотографировал. Сам без учителей по одним только книгам освоил гипноз. И часто забавлял друзей своими шутливыми опытами над деревенскими девками. Отец рассказывал, как однажды дядя на его глазах устроил сеанс массового гипноза, внушив, им что они стоят в воде, которая подступает все выше и выше.

— Платье намочишь! Смотри, вода уже подступает! Выше подними! Еще выше! Еще!

Девушки, смотрели себе под ноги, и вместо травы, на которой стояли босыми ногами, видели воду. Его друзья, студенты и служащие, от души веселились, не мешая, впрочем, дальнейшему оголению девиц. Так они в подробностях осматривали телесные достоинства легковерных деревенских красавиц.

Другой гипнотический опыт состоял в том, что он «показывал» зрителям как его ассистент головой влезает в торец бревна, словно в трубу, и проползает его насквозь. На самом деле помощник полз по бревну, но все присутствующие «видели» то, что им внушал гипнотизер.

В рассказах отца дядя Лёня вставал как живой. Он был невысок ростом — что-то  около 168см, имел крупные черты лица, был черноволос и голубоглаз, в движениях порывист и быстр, умом очень подвижен и сообразителен. Он не был писанным красавцем, но настолько привлекал своими человеческими качествами, что любая из местных девушек без раздумья пошла бы за него. Однако достойной пары в окрестностях ему так и не сыскали, и он оставался неженатым. Впрочем, он наверняка женился бы впоследствии, если не последовавшие драматические события.

Жизнь дяди Лёни закончилась примерно в возрасте Христа, и муки он принял сродни христовым. Кажется, что мне до него — каждому свое. Но как часто в рассказах папы о дяде Лёне, звучало великое сожаление о лучшем из Смирновых, о человеке, который имел много талантов, был чист душой, добр, трудолюбив, и несомненно заслуживал иной доли.

И пусть мой рассказ будет краток, но кто кроме меня расскажет, о том каким он был и как жил. А как он погиб, у какой стенки Советская Власть его утихомирила, какими были его последние минуты и слова — уже не узнать.

Смирновы.

Откуда есть пошёл Смирновский род, где обретались наши дальние предки, откуда пришли и кто они были? Когда-то наша родня жила сплоченно, веками на одном месте. Все они кормились от леса и земли, и жили на земле. В города они подавались редко, ценили патриархальную размеренную жизнь. Если бы не бури 20 века, уверен, сохранились бы подробные наши родословные, потому что Смирновы чтили и помнили дедов и прадедов. Миксер истории все перемешал и разметал, и все-таки пять поколений рода Смирновых просматриваются и сейчас. И нам нечего стыдиться. Ни один Смирнов не сидел в тюрьме по уголовным делам, не воровал, не убивал.

Политические, впрочем, были. Несколько человек, среди них сводный брат деда и дяди Лёни – Федор Иванович Смирнов, приняли участие в Ярославском выступлении против большевизма в 1918-м. За это он сидел в ярославской тюрьме «Коровники». Потом его отпустили, и он сразу же уехал, от греха подальше на Алтай, где и поселился навсегда, женился, оброс детьми. Это было своевременно и правильно, и спасло его от репрессий 37-го года.

Смирновы числились за крестьянским сословием, но странным образом еще во времена крепостного права были почти сплошь грамотны. Они были способны и упорны к наукам, огромное значение придавали воспитанию и обучению детей. В стране, которая на 73% была неграмотной, они умудрялись получать высшее образование, чему есть несколько примеров. Как это им — деревенским жителям удавалось, лично для меня составляет загадку.

В сохранившихся письменных автографах, оставленных на открытках и фотографиях начала 20 века, наша родня предстает не только образованной, но и литературно подкованной. Их почерки каллиграфичны, слог грамотен. Нередко попадаются «самодельные» стихи и стихотворные обращения.

В начале 20 века Смирновы и их родня гнездились в Коврове и его окрестностях. Оно и понятно, крупный город всегда – центр притяжения. Ковров в то время стремительно развивался. В отдельные периоды своей истории, когда была Ивановская область, он даже превосходил по численности населения Владимир.

Но если говорить о том месте, где род Смирновых достиг своего расцвета и встретил революцию 1917-го года, это деревня Федотово, которая сейчас на картах не обозначена, так как срослась с большим поселком Мелехово, являясь его северной, ближней к Коврову оконечностью. В то время в деревне жило три брата Смирновых. Революция застала их в доме, построенном отцом. Они владели карьером по добыче бутового камня, имели завод по производству извести. На предприятии в общей сложности работало более 200 человек. Хотя дом был бревенчатым, но достаточно просторным. Мебель была дорогой, красного дерева. Посуда фарфоровая, ложки серебряные. Имелись предметы роскоши — золото, два иконостаса, ломберный стол, лото из карельской березы, граммофон.

Незадолго до своей смерти, отец семейства — Иван Федорович предпринял довольно большое дело — приобрел в Германии оборудование для печи по выжигу извести. Оно было доставлено по железной дороге, смонтировано и пущено в эксплуатацию. Возможно именно это трудоемкое дело послужило причиной его ранней кончины. Эксплуатировать печь пришлось уже сыновьям. Они, несмотря на юный возраст с этим справились. Печь стала основой их материального благополучия.

Богатство и бедность даже в пору физического труда отнюдь не были связаны с недостатком силы и здоровья. Есть здоровенные мужики, умом беспомощные как дети. Кажется чего проще, работай, рожай детей, воспитывай их в труде, сберегай, накапливай — и тебе воздастся. Главной причиной бедности является не физическая немощь, а отсутствие морального стержня. Человек, если он не имеет ясной и высокой цели, не способен достичь успеха. Родитель должен не только заботиться о телесном здоровье сына и дочери, но научить их трудолюбию, любознательности, терпению, настойчивости. Родитель должен внушить, что библейские заповеди, это те правила, без неукоснительного соблюдения которых гибнут не только отдельные люди, но пропадают целые роды. И конечно, детям надо дать разностороннее образование и навыки. В те времена, так поступали очень редкие люди. Большинство надеялось на случайную удачу. Это как нельзя красноречиво отобразилось в популярной тогда народной сказке «По щучьему велению», герой которой — Емеля, был ленив, но удачлив.

Смирновы не были бедняками, потому что трудились не покладая рук, помогали друг другу. Но они никогда не относились к бедным свысока. — «Бедность не порок, а большое свинство». – говорил прадед Иван, потом дед Николай, за ним повторял  мой отец, а теперь твержу и я сам. От сумы и от тюрьмы – не зарекайся, гласит народная мудрость – и это как показывает реальность, чистейшая правда.

Бедность они считали бедой, с которой всеми силами надо бороться. Бороться значит учиться, овладевать мастерством, сберегать, строить, зарабатывать. Но точно не отбирать имущество у того, кто преуспел больше тебя. В словах отца всегда звучало, — все в наших силах, была бы воля. Мужчины нашего рода не были набожны, но соблюдение заповедей считали обязательным.

И что само собой разумелось, родители должны создать своим детям стартовые возможности — помочь им «выбиться в люди». Родители также всячески блюли чистоту своего рода стараясь не допускать браков своих детей с захудалыми, безграмотными, никчемными родами. Это иногда коверкало их судьбы. Например, сестра деда, Клавдия Ивановна Смирнова, была выдана замуж за хорошего человека — талантливого инженера Калашникова Николая Ивановича. Женой она была хорошей, хранила ему верность, но была с ним несчастлива и бездетна. Между тем в юности у нее была взаимная любовь к молодому человеку, ставшему позднее известным в городе хирургом, которого она так и не забыла.

Как это было.

«В конце 1929 года … Советская власть… разрешила крестьянам конфисковывать у кулачества скот машины и другой инвентарь в пользу колхозов. Кулачество было экспроприировано.» (История ВКП (б). Краткий курс.)

Ни революция, ни гражданская война не принесли нашему роду столько бед, как 1928-й год – год великого перелома. Год, когда потерявшая рассудок правящая верхушка накинулась на собственный народ и истребила самых лучших своих сынов и дочерей. Самых трудолюбивых, самых умелых, тех, кто трудился без устали и понукания, и потому имел больше, нежели основная масса нищего народа.

Умный и трудолюбивый человек, грамотный, умелый, хороший организатор не может быть нищим. А если объединить усилия нескольких близких людей или семей, то успех просто обеспечен. В сущности, все Смирновы оправдывали свои фамилии, они не лезли в политику, не любили собраний, не участвовали в заседаниях, не лезли во власть. Они были заняты своим делом, своим хозяйством, к чему имели врожденное призвание. Крестьянский труд требовал сплоченности, умения мобилизовать все силы в периоды уборочной и посевной страды. Смирновы были домовиты, трудолюбивы, по-родственному сплочены. Они не разводились, любили детей и внуков, писали стихи, пахали землю. Получается, что именно за то, что они делали это лучше других, Советская власть и отлила им пули.

О событиях той поры мне в подробностях рассказывал не отец, а его двоюродная сестра Анастасия Рыбакова (год рождения 1910-й), по бабушке Смирнова, а в замужестве Куликова. Мы приезжали к ней и ее мужу в Ковров, где они жили на одной из старинных улиц в еще довольно крепеньком бревенчатом доме дореволюционной постройки.

Сначала она спросила: — А зачем тебе это? – недоверчиво, тоном в котором «между строк» читалось. – Я знаю многое, могу такое порассказать, только держись!

Потом, когда она узнала, что я хочу услышать и записать для потомков семейную летопись, разволновалась.

— Ой, Саша, я так рада этому твоему интересу! Я все знаю, никто кроме меня тебе не сможет столько рассказать. Ведь папа твой тогда еще ничего не понимал. А мне, когда все началось, было уже восемнадцать. Все помню, все тебе расскажу!

Вот кое-что из ее прямой речи:

— В 1931 развернулся террор против крестьян. У зажиточных крестьян отбирали землю. В роду Куликовых было арестовано более десяти человек. А во всей Ивановской области (она возникла в 1929-м) и включала большую часть нынешней Владимирской «взяли» 100 000 человек. На их крови и костях и строился Магнитогорск.

Дядя Лёня.

«Мы кузнецы. И дух наш молод.

Куем мы счастия ключи.

Вздымайся выше, наш тяжкий молот!

В стальную грудь сильней стучи!»

Революционная песня.

Смирнов Алексей Иванович (в семье его звали Лёней) родился в деревне Федотово Ковровского района в 1897году. Он был самым младшим в семье своего отца Ивана Федоровича, зажиточного крестьянина и владельца завода по производству извести и бутового камня. Всего, кстати, у отца было десять детей — по пять от двух жён. Своего последнего, — Лёню,  он родил, когда ему было за сорок. Дети от первого брака довольно рано переженились и самоопределились, и начало 20 века Иван Федорович встретил со второй женой, Анной Ивановной (в девичестве Груздевой) и их общими детьми в большом восьмикомнатном бревенчатом доме в Федотове.

Иван Федорович умер около 1909 года, и дядя Лёня остался жить в семье своего старшего брата, моего деда Николая (родился в 1885), к которому позже перешли права на завод. С ними же жила и мать Анна Ивановна. В другой половине дома жил еще один их брат – Василий Иванович (год рождения 1890) со своей семьей.

Отец рассказывал, что в доме у дяди Лени была своя комната, которую он сам обставил. Вдоль стены стояли книжные шкафы с обширной библиотекой. Особо ценными книгами были книги по различным ремеслам и наукам, к которым дядя Леня имел тягу и большие способности. На стене висела мандолина, на ней дядя Лёня научился играть. Из его комнаты часто доносилось его пение под мандолину. У него было много друзей, которые любили его за умение поддержать компанию. Это были студенты реального училища, дети учителей, купцов и предпринимателей. Он был начитан, умел поддержать разговор на любую тему. В тоже время, он и все его братья очень сдержано относился к вину, не курил.

Он любил работу с деревом. Сам изготовил токарный станок по дереву с ножным приводом. На лужайке против их дома еще их отцом был выстроен огромный двухэтажный каменный сарай-мастерская с печным отоплением, в котором находился разнообразный инструмент и инвентарь. Была небольшая кузница, стоял токарный станок по дереву, верстаки. По стенам был развешен столярный и слесарный инструмент. Зимой в мастерской можно было работать, и она никогда не пустовала. Все мужчины были умельцами, здесь же крутились и их дети. Помимо хозяйственных обширных нужд, за зиму надо было отремонтировать сельхоз инвентарь, телеги и т.д.

Папа рассказывал, что к инструменту и книгам тогда относились очень бережно и ревниво. Детям не было позволительно брать без спросу ни топора, ни рубанка. Может быть потому что «запретный плод сладок», а допуск к инструменту считался признанием взрослости, дети очень стремились к овладению приемами работы. В то время очень многое делалось своими руками из дерева. В семье сами изготавливали не только детские санки, но и большие сани-розвальни. Из осины делали цельные деревянные лопаты, осиновой клепкой крыли крыши. Крестьяне делали лодки, детали телег, прялки, корыта. И конечно, — мебель.  Все это требовало разнообразных умений и ловкости.

Революционные события на время парализовали работу предприятия по добыче известняка, что и понятно. Завод был национализирован, но внешне все оставалось, как и прежде. Дед перестал быть владельцем завода, но оставался его руководителем. Завод теперь назывался артелью, а дед для проформы числился специалистом.

Производство сильно сократилось, так как строительство практически замерло. Жилищную проблему, как известно в это время решали не стройками, а экспроприацией и уплотнением. Дядя Лёня на время стал представителем завода в Москве, где у них была контора и склад. Отец вспоминал, как в 20-е годы он разговаривал с дядей Леней по телефону, который был у них дома.

В революцию дяде Лёне было двадцать лет. Примерно в это время он оказался в Красной Армии. Служил рядовым солдатом. Сестра Клавдия Ивановна вспоминала, что по рассказам Лёни в казарме была такая стужа, что шинели, которые на ночь не снимали, примерзали к нарам.

Дядя Лёня закончил реальное училище в Коврове, а потом  поступил в строительный институт в Москве. Закончить учебу ему не дали. Учился он успешно, но классовый подход требовал очистки студенческих рядов от чуждых элементов. Его отчисли, и он вернулся в деревню. Крестьянское хозяйство семьи Смирновых было обширным, работы хватало. Несмотря на то, что кулачество было обложено высоким налогом, хозяйство оставалось очень успешным.  В дополнение ко всему, они выжигали древесный уголь, на который в самоварной России был большой спрос.

Дядя Леня активно включился в работу — пахал землю, помогал брату в управлении заводом. Зимой он точил из дерева балясины, которые  с выгодой сбывал в Коврове и в Москве, что позволяло ему жить безбедно, покупать книги и все что ему было необходимо для его независимой холостяцкой жизни.

15 июня 1931 года дядю Лёню, вместе с матерью Анной Ивановной, которой было далеко за семьдесят, сослали в Магнитогорск. В сентябре Анну Ивановну, как неработоспособную старуху амнистировали, за ней специально ездила дочь — Клавдия Ивановна, и привезла ее домой. Дядя Лёня остался в Магнитогорске, вестей от него долго не поступало. Только через 2-3 года семья узнала, что он расстрелян.

Семейная хроника уверяет, что для дяди Лёни, все могло сложиться иначе, если бы не его строптивый характер. Судьба несколько раз посылала ему предупреждения, давала возможность избежать самого страшного.

Случилось это так. Администрация стройки каким-то образом узнала, что дядя Леня имеет незаконченное высшее строительное образование. Таких специалистов там крайне не хватало. Ему была предложена прорабская должность. Алексей Иванович между тем, из-за обиды на совершенную по отношению к нему несправедливость, вошел в состояние упрямства. Он, что называется, пошел в отказ, всячески отнекиваясь, выдумывая формальные отговорки. Говорил, что не доучился, и не обладает практическими навыками работы.

Его вызвали в администрацию и поставили вопрос ребром — или-или. Но он продолжал упрямиться. Утверждалось, будто в запале, он даже сказал что-то  вроде того, что —  раз Советская власть с ним так обошлась, то и он работать на нее не будет. Дескать, — сами как-нибудь  справляйтесь.

По словам Анастасии Рыбаковой, а ей об этом рассказал ее родной отец, в словесном запале Лёня сказал такое, чего в то время не прощали:

— Сами свой гребаный коммунизм придумали, сами его и стройте!

Это было чрезмерно, и называлось тогда саботаж, антисоветская пропаганда. За саботаж ничего другого, кроме «стенки» не полагалось. Родня, которую он там изредка встречал, настоятельно просила его немедленно покаяться, взять свои слова обратно, принять все условия. Но он будто впал в ступор, его охватило равнодушие к своей судьбе, он ничего не хотел, продолжал твердить свое. Тройка приговорила его к расстрелу.

В Магнитогорске в это время «заглаживало и смывало кровью» вину перед народом несколько десятков наших близких и дальних родственников – крестьян Ивановской области, — лучших из лучших этого самого народа. Федор Федорович Куликов, который тоже был там, вспоминал, что встретил Лёню в день расстрела. Дядю Лёню вели под конвоем убивать, и он отдал Ф.Ф. свою одежду и вещи. Вот так буднично, без суда и следствия.

Те же, чьим любимым героем был Емеля, торжествовали. Крестьянское хозяйство деда и его братьев было экспроприировано, и на его основе сколотили колхоз им. Калинина. В доме Смирновых разместилось правление. Деревенская голытьба получила и свои персональные доли от этого грабежа. Детям бедняков была роздана конфискованная одежда и кружевное белье из тонкого голландского полотна, расшитое собственными руками моей бабушки-мастерицы Екатерины. Кто был ничем, ничем и остался, но месть удалась. Разрушать до основания мы умеем. Колхозный строй так и не восторжествовал. Ударив рабочим молотом по руке дающей, власти обрекли народ на голод, который постиг страну как следствие. Колхоз им. Калинина развалился довольно быстро. Работать на земле оказалось не так просто, как ликвидировать классы и экспроприировать имущество.

Опасное дело — смотреть на мир сквозь идеологические заросли. Ведь бедный лентяй, с точки зрения марксизма-ленинизма, был оплотом государства, а зажиточный крестьянин — врагом. Между тем бедность в большом числе случаев является заслуженной. Она — следствие неспособности к труду, из-за физических и умственных недостатков, генетических пороков. Ожиревшая от переедания бабища не в состоянии даже нагнуться. За день она не сможет прополоть и грядки. Такая, в равных со всеми условиях  саму себя не прокормит. А ее вечно пьяный муж уже в школе отставал по всем предметам. Теперь же ничего, кроме водки не хочет. Попробуй — построй с ними коммунизм. Трудолюбивый кулак — иное дело его можно заставить под ружьем строить домну — и он построит. Но является ли такой мир справедливей, нежели пресловутый царизм?!

SEO Владимир Яндекс.Метрика